Может, и сейчас так? Но нет. На компасе заданный курс. Не зря столько тренировал Сергея старшина: руки автоматически делают что нужно, даже когда голова забывает.
Идти под водой — наслаждение. Лодка плывет, как в масле, тихо и спокойно, без всякого рыскания. Рулем почти не приходится пользоваться.
Уже приближался конец вахты, когда по отсекам прозвучала боевая тревога. Выходили в учебную торпедную атаку.
Сейчас появится старшина. Командир только ему доверяет стоять на руле во время атаки. Но проходила минута за минутой. Командир то и дело приказывал менять курс. Из носового отсека уже доложили, что торпедные аппараты готовы к залпу. А старшины все не было.
— Лево руля! Курс двести восемьдесят пять! — услышал Сергей.
Повторив команду, он повернул штурвал. Но картушка компаса осталась неподвижной. Повернул еще — и по той легкости, с которой ходило колесо, понял: пневматика отказала.
— Рулевое управление вышло из строя! — встревоженно доложил он.
— Перейти на запасное! — последовала спокойная команда.
Сергей одним махом спрыгнул в центральный пост, подбежал к переборочной двери. Крепко задраенная, она не сразу подалась. За ней — новый отсек, новая переборка. А бежать надо в самую корму, сколько еще дверей на пути! Сергею казалось, что он добирался до кормового отсека очень долго. На самом деле — считанные секунды. Вот и запасное рулевое устройство. Запыхавшийся матрос производит переключения, поворачивает штурвал. Действует!
По переговорной трубе Сергей докладывает в центральный пост, что корабль на заданном курсе.
— Так держать!
Когда корабль идет в атаку, эта команда приобретает особое значение. Что бы ни случилось, рулевой обязан удержать лодку на боевом курсе с точностью до долей градуса. Небольшое отклонение в любую сторону — и торпеды пройдут мимо цели. Не мигая, смотрит Сергей на картушку репитера, еле заметными движениями штурвала удерживает корабль от малейшего рыскания.
— Аппараты, товсь! — слышится в переговорной трубе. И затем протяжное: —Пли!
Сергей распрямил плечи, оглянулся. Возбужденные, побледневшие лица товарищей. И увидел вдруг флагманского штурмана. Капитан 3 ранга стоял за его спиной и улыбался.
После отбоя тревоги Сыромятников сменился с вахты. Только тогда почувствовал, что смертельно устал. По пути в носовой отсек задержался у мотористов. Они помогли ему стянуть мокрую верхнюю одежду и разложить ее сушиться на теплых цилиндрах дизелей.
Наконец он у своей койки, висящей по соседству с жирным от смазки телом запасной торпеды. Сергей уже укутался в одеяло, когда к койке подошел старшина Быстров.
— Ну, поздравляю, — сказал он. — Вы сдали экзамен.
— Какой экзамен?
— На классность.
Матрос вскочил, ударившись головой о пружины верхней койки.
— Да что вы! Ведь его комиссия принимает.
— Что ж, комиссия была вся в сборе: флагманский штурман, командир корабля, старпом… В море экзамен — не то что в классе. Потруднее. Но вы молодец. «Отлично» по всем статьям!
Капитан Семенов взглянул на часы. Вертолет в воздухе уже третий час. От напряжения ныла спина, затекли ноги. Потянуться, размяться бы! Прислушался. Мотор работал ровно, певуче. Значит, все в порядке. Летчик улыбнулся. Трудная задача им выпала сегодня — доставить грузы на далекий остров. Молодец штурман: молодой, опыта еще маловато, а в ветер, в сплошную облачность вывел точно. Теперь они возвращаются домой.
Внизу расстилалась безбрежная холмистая равнина облаков. Семенов обернулся к штурману:
— Лейтенант, где летим?
Тот оторвался от навигационной карты.
— Подходим к мысу Острому. Через полчаса будем дома, — донесли наушники его звонкий голос.
— Добро!..
Но тут их разговор перебил радист.
— Товарищ капитан, — закричал он, — с базы передали приказание: идти в район бухты Лесной и разыскать шлюпку с людьми! Ее ветром унесло в море!
— Что будем делать, штурман?
Лейтенант помрачнел:
— Над морем шторм, видимости никакой. Трудно…
— Знаю, что трудно. Но там гибнут люди, — сказал Семенов и строго добавил: — Внимание! Идем на снижение. Усилить наблюдение!
— Есть! — отозвались штурман и радист.
Летчик потянул на себя рычаг шаг-газа. Машина, наклонившись вперед, погрузилась в облака. Стекла кабины стали молочными. Капитан не сводил глаз с приборов. Стрелка высотомера медленно ползла влево. Тысяча метров… восемьсот… пятьсот… триста… В кабине все более темнело. Легкие белые облака сменились тучами.
Капитан весь сжался. Двести метров, а по-прежнему не видно ни зги, только серая мгла вокруг.
— Вижу море! — наконец крикнул штурман.
Пилот облегченно вздохнул.
Под ногами бушевало море. Холодное, свинцово-серое, в тесном кольце тумана, которое стискивало его со всех сторон. А ветер вырывал из этого кольца белесые длинные клочья и нес их над самой водой, точно хотел еще плотнее закутать море непроницаемой пеленой.
Ветер был шквалистым, вертолет то вскидывало вверх, то бросало в стороны, вниз.
— Чертово море! — проворчал капитан. — Летишь как слепой. Никаких ориентиров. Точнее ведите прокладку, лейтенант, заблудиться можно в два счета.
— Слева корабль! — послышался голос радиста.
Капитан повернул голову. Внизу виднелись смутные очертания какого-то судна.
— Вы ошиблись, сержант, — сказал он. — Это не корабль, а вспомогательное судно, танкер. Как его швыряет, беднягу!
Танкер тяжело переваливался с волны на волну. Сверху он казался совсем игрушечным, беспомощным, неподвижным. На самом же деле упорно продвигался вперед: позади его оставался узкий след пены, взбитой винтами.