Лаг отсчитывает мили (Рассказы) - Страница 2

Офицер взглянул на адмирала. Настоящий командир! Таким бы стать!

Солодов поднимает перископ. Прижавшись глазами к резиновым воронкам окуляров, поворачивает тугие рукояти.

— Пеленг сто двадцать, шум винтов! — докладывает акустик.

Капитан-лейтенант тотчас опускает перископ, приказывает боцману идти на погружение.

Начинается! Корабли приближаются стремительно.

Клекот их винтов проносится над головой. Лодку бросает так, что командир еле удерживается на ногах. Звенит разбитое стекло, гаснет свет. Все новые и новые взрывы сотрясают корабль. В слабом мерцании аварийного освещения командир отдает приказания рулевым и электрикам. Лодка меняет курсы, глубину погружения, скорость хода. А взрывы все грохочут и справа и слева, порой ужасающе близко. Нет, не уйти!

Командир решается на последнее. Будь что будет! В прошлом году он применил эту уловку. А вдруг и на этот раз поможет? Солодов поворачивает лодку влево и дает такие обороты электромоторам, что корпус начинает вибрировать. Грохот взрывов перемещается за корму и постепенно слабеет. Кажется, оторвались… Солодов облегченно вздыхает и приказывает застопорить электромоторы.

— Командир! — доносится до его слуха слабый голос.

Капитан-лейтенант подходит к адмиралу. Матросы сменили лопнувшие лампочки, и отсек снова залит светом. Комбриг из-под полуопущенных век смотрит на капитан-лейтенанта. Осунувшееся лицо Солодова искрится потом.

— Как вам удалось? — спрашивает комбриг.

— Ушел на минное поле. Сюда не сунутся.

— Не подорвемся?

— Нет. Мины ведь у поверхности. А мы прижимаемся к самому дну. Вот если магнитные попадутся… Но немцы сами их трусят и в своих водах никогда не ставят.

— Спасибо, командир.

Солодов пожал плечами: за что? Наоборот, он боялся, что адмирал отругает за риск. В прошлом году он потому и не сказал никому, что забирался на минное поле.

Заметив, что адмирал закрыл глаза, капитан-лейтенант удалился. Он и не догадывался, какую бурю мыслей вызвали его слова в голове комбрига.

Молодой командир не придавал значения своему открытию. А ведь это единственный выход. Ключ к решению всей задачи!

— Карту! — попросил адмирал.

Солодов взял карту со стола штурмана и развернул ее перед адмиралом. Комбриг всматривается в тонкую красную черту предварительной прокладки. Ее перенесли сюда из боевого задания, подписанного им, адмиралом Градовым. Красная линия извивается путаным зигзагом. Она тянется между минными полями, по узким фарватерам, которыми пользуется враг. С каким трудом добыты сведения об этих проходах! Флот терял людей и самолеты. Разведчики проникали во вражеский тыл, нападали на штабы, чтобы по захваченным документам определить лазейки в минных полях. Командир бригады посылал лодки по этим фарватерам. Считал, что так будет безопаснее: уж здесь не напорешься на мины. И забывал о том, что эти узкие проходы особенно тщательно оберегаются врагом, а наши подводники и уклониться не могут от удара: в узкости их маневр скован до последней степени…

— Где наше место, командир?

Капитан-лейтенант острием карандаша пометил точку на заштрихованном пятне. Такими заштрихованными пятнами— минными полями — покрыт весь залив.

— Какова плотность аккумуляторов?

— Миль девяносто еще сможем пройти.

Комбриг прикинул по карте расстояние.

— Возьмите линейку и проведите прямую в точку, где намечено закончить форсирование.

— Но это нарушение боевого задания!

— А мой приказ не боевое задание? Действуйте, командир!

И вновь лодка двинулась вперед. Два с половиной узла. Скорость пешехода. В отсеке гнетущее безмолвие. Тишину нарушает легкий шорох за бортом. Он начинается в носу и медленно движется все ближе, ближе. Люди замирают.

Это скребется смерть: корпус лодки касается минрепа, тонкого стального троса, на котором держится мина. Зацепится трос за какой-нибудь выступ, мина подтянется к телу корабля — и тогда все… Скрежет обрывается за кормой. Люди переводят дыхание, разминают онемевшие плечи. Пронесло! Но через несколько минут все повторяется…

Отсеки давно уже не вентилировались. Дышать все труднее. Чтобы сберечь остатки кислорода, моряки стараются меньше двигаться.

Раненому становится хуже. Дышит часто, с перебоями. Врач не отходит от него. Похоже, только уколы поддерживают жизнь в ослабевшем теле.

После долгого обморока адмирал с трудом раздирает слипшиеся веки. И первое, что видит, — полдюжины высоких прямоугольных коробок вокруг своего шезлонга. Это «рухты» — аппараты регенерации воздуха. Подозвав командира, он показывает на них:

— Зачем?

— Матросы притащили, товарищ адмирал.

— А сами задыхаются? Убрать!

— Есть!

Но спустя несколько часов, когда раненый вновь открывает глаза, он видит вокруг себя те же коробки.

— Командир, почему они здесь?

— Матросы отказываются от них, товарищ адмирал.

— Да зачем они нам? — поясняет трюмный — широколицый парень в ватнике. — Мы здоровые, что с нами станет?..

— А это? — адмирал показывает глазами на две пышушие жаром электрические печи.

В отсеке горит одна маленькая лампочка — энергию надо беречь: всплывать для зарядки аккумуляторов на минном поле нельзя — подорвешься наверняка. А каждая печь пожирает тока больше, чем полсотни ламп.

— Выключить!

Трюмный послушно выдергивает штепселя. Но адмирал знает: стоит ему закрыть глаза — и печи снова будут включены, хотя борьба идет за каждый ампер-час и люди уже вторые сутки без горячей пищи: не хотят тратить энергию на электрическую плиту.